«Я уничтожу его. Ударю, как в те времена», – подумал Золотой. Его проступающая ярость сменилась на холодную решимость. Сахраджудж оставил часть своих сил про запас, боясь ловушки Алхоама, и теперь, зайдя в тупик, Золотой был готов применить всю свою мощь.

Ливий увидел, как за спиной джинна появляется проекция. Она отделилась от Сахраджуджа, выйдя из его тела, чтобы огромной фигурой встать позади. Это было существо, чье тело будто отлили из золота, как и тело джинна, но вместо человеческой головы на Волка смотрела голова слона. Взгляд зверя был свирепым, а его бивни, казалось, готовы вонзиться в человека в любое мгновение. Было в этом существе что-то особенное. Оно будто стояло не только над Ливием, но и над всем миром людей. Будь Волк обычным человеком, он бы назвал существо богом.

«Прямо как тогда», – пронеслось в голове у Ливия. Он вспомнил об Алхоаме, который показал свою истинную форму. Не стоило сомневаться: слон и был настоящим олицетворением силы Сахраджуджа, которую джинн мог призвать лишь как блеклый отголосок прошлого.

Ладони Волка и Золотого открывались. Каждый собирался применить Регалию, но Ливий понял, что в этот раз его техника уступит. Сахраджудж призвал остатки своей былой силы, чтобы за одну атаку покончить с человеком.

Еще до того, как ладонь раскрылась, браслет на руке Волка порвался и двадцать жемчужин выстрелили в Сахраджуджа. Это был Лакмелаж, Браслет Двадцати Ударов, артефакт, который Волк получил в Перевернутой Башне. Каждая жемчужина могла нанести серьезный удар. Ливий знал, что жемчужины не смогут ранить джинна, но сразу двадцать атак могли помочь.

Когда ладонь Золотого раскрылась, жемчужины были уже перед ним. Золотое кольцо ярко вспыхнуло, и все двадцать атак моментально исчезли, как исчезло все перед Сахраджуджем.

Мощь атаки подняла древние пески Великой Пустыни, обнажая скалы и окаменевшие деревья. Вся пустыня загудела от ожесточающей силы удара, и песчаная стена двинулась на юг. За последние тысячелетия в Великой Пустыне не случалось песчаной бури сильнее. Она неукротимым валом катилась на юг, окутала отступающий отряд гулей и продолжила двигаться, пока, ослабнув, не разбиралась двое суток спустя о Северную Линию, погребя форты под толстым слоем песка. Если бы у фанатиков еще остались силы, им не пришлось бы штурмовать стены: они смогли бы верхом заехать прямиком на Северную Линию.

Проекция истинного Сахраджуджа растворилась. Джинн потратил много сил на этот удар, но оно того стоило. Золотой не только стер врага – он громко постучался в ворота Ишбатаны, извещая всех о своем прибытии.

На лице Сахраджуджа проступила неуверенность, а за ней – удивление. Джинн почувствовал человека. Враг стоял прямо за его спиной.

Воля Ветра, Воля Воды и Воля Молнии. Три стихии ускорили Ливия, придав скорость, которую Волк не достигал никогда в жизни. Прием Сундера с пропусканием разряда через нервную систему казался Ливию опасным безумием, но перед лицом смерти у Волка не оставалось выбора. Атака Золотого убила бы его, однозначно, не помог бы даже Доспех Пятнадцати. Поэтому Ливий даже не стал заканчивать Регалию – как только жемчужины выстрелили в джинна, перекрыв ему обзор, Волк тут же потратил все силы на то, чтобы сместиться в сторону и спастись.

Сахраджудж повернул ладонь. Он пытался ударить Регалией, но в этот раз время было не на его стороне. Воля Тела, Воля Концентрации, Воля Молнии, Воля Земли – Ливий сделал свои удары настолько сильными, насколько мог. Меркурий покрыл кулаки металлом, а Венера и Гигея пробудились вместе с Желтым Флагом, выводя самоисцеление на пик. Волк не жалел себя, перегружая все тело. Даже невероятно прочное Тело Высшего Дракона вышло за пределы, мышцы рвались, но Ливий не останавливался.

Техника Трех Ударов. Три Императорских удара на столь быстрой скорости, будто трижды ударили всего за раз. Промежутки между атаками теперь были столь ничтожными, что даже такое великое существо, как Сахраджудж, с трудом их замечало.

Кулак левой руки смял ладонь Золотого, не дав ей раскрыться. Пальцы ломались под напором Волка, впервые с начала боя Сахраджудж серьезно пострадал. Но это было только начало.

Кулак правой руки попал в шею. Даже позвонки джинна можно сломать, Ливий верил в это – и удар действительно оказался мощным. Сахраджудж защитился ярью, и тогда Волк ударил в третий раз – туда, где у любого человека находилась бы почка.

Атака сотрясла джинна, Золотой не успел защититься. Из его рта тонкими струйками полилась кровь – такая же золотая, как кожа джинна.

От перегрузки всего тела Ливий не мог пошевелиться. Волк знал, что так произойдет. Его организму требовалась всего одна секунда, чтобы прийти в порядок. И этой секунды у Ливия не было.

Но джинн не атаковал. Вместо этого он отскочил на два десятка шагов и прокричал:

– Я желаю запечатать тебя!

Тело Сахраджуджа затряслось от гигантской силы, которую джинн призвал. Чтобы вырваться из гробницы, Золотому пришлось пожелать. И, пожелав во второй раз, Сахраджудж почувствовал, что едва не распрощался с жизнью.

Но оно стоило того. Ведь Золотой, впервые с начала сражения, посчитал, что может проиграть человеку.

Сама мысль об этом была унизительной для Сахраджуджа. Увы, другого варианта не оставалось. Человек пережил даже атаку с былой силой, да и смог нанести Золотому вред. Даже тысячи лет назад лишь Алхоам был способен ранить Сахраджуджа. Золотой, не испытывающий страх, относился с осторожностью к величайшему из джиннов.

Еще десять минут назад Сахраджудж не смог бы и представить, что придется растянуть свои принципы осторожности еще на одного врага. И не на джинна, а на обычного человека.

Вокруг Ливия появились полупрозрачные стены. Волк оказался в кубе, сотканном из той же энергии, которая не давала подойти к гробнице Золотого.

– Ха-а. Вот и все, человек, – сказал Золотой, возвращая на лицо маску спокойствия и благородства. – Тебе суждено сидеть здесь, ведь так возжелал я, Сахраджудж. Даже если ты не умрешь от голода или старости, освободишься немощным и бесполезным. Алхоам тебе не поможет.

Глава 24. Извращенный долг

Золотой не врал, Ливий чувствовал это. Но печать Сахраджуджа никак не смутила Волка.

– Что ж, ожидал чего-то такого, – сказал Ливий с улыбкой. – Хотя о чем это я? Мне казалось, что великий и ужасный Сахраджудж способен потягаться на равных с самим Алхоамом. А в итоге не смог справиться с человеком. Пришлось даже восжелать запечатать его.

– Молчать, это моя воля!

– Воля? Тогда почему ты не пожелал моей смерти? Ты ведь хотел этого, Сахраджудж. А я знаю почему. Потому что пожелать смерти сложнее, чем пожелать запечатать. У тебя были силы лишь на то, чтобы заточить меня в клетку, не больше.

На лице Золотого проступила злость. Какое-то время Сахраджудж молчал, а затем сказал:

– Ты умен для человека. Это правда. И это ничего не меняет. Я ослаб, но скоро верну себе силу. А ты будешь долго умирать, не в силах изменить что-либо.

– Алхоам разберется с тобой.

– И спасет тебя, человек? Это барьер сдерживания джинна. На него не действует сила мира, поэтому даже Алхоам не способен пожелать твоей свободы. Все для того, чтобы джинн, заключенный внутри, не смог пожелать освободиться. Мир слеп к тому, что происходит внутри, человек.

«Выходит, это пространство, которое даже мир игнорирует? Удивительно. Хотя, скорее, джинн, создающий барьер, просто ставит на пространство что-то вроде метки, подсказывающей миру, что это место не стоит его внимания», – размышлял Ливий, осматривая стены барьера и не находя ни единого слабого места.

Джинн не знал, что печать спасла Волка. Если бы Золотой в тот момент атаковал Тройной Регалией – бой закончился бы смертью Ливия. А сейчас Волк мог восстановить свой организм, продолжая разговор с Сахраджуджем.

– Почему ты предал джиннов?

– Я? Предал? – искренне удивился Золотой. – Что ты вообще можешь знать, человек?